Русская речь мстит и спасает

В украинских СМИ разгоняют очередную чепуху на тему «Захар Прилепин считает украинцев бескультурными». Что, естественно, не так. Я изучал украинскую литературу на филфаке, я читал года три подряд журнал «ШО» (самый крутой киевский литературный журнал), я неплохо знаю современную украинскую поэзию, и большинство прозаиков знаю лично, и во все основные киевские музеи ходил и арт-выставки посещал (чаще всего такие же бессмысленные и самодовольные, как в России).

Украинцы делают крутые фестивали, и они очень вовлечены в культурную жизнь. Правда, шансон у них страшней и гаже российского, хотя хуже, казалось бы, некуда.

Но говорил я о другом.

Я говорил о том, что всякое событие, будь то война или революция, становится историческим только в том случае, если находит своё отображение в культуре.

Если смотреть на ближайшие примеры, то они очевидны.

Либерально-буржуазная революция 1991 года не стала и не станет частью национального самосознания, потому что подшивка журнала «Огонёк» за перестроечные годы, с тонной разоблачительных и временами визгливых статей, никакого отношения к культуре не имеет.

Есть очень плохой роман, Царствие Небесное, Евгения Евтушенко «Не умирай раньше смерти» — о 91-м, и десяток очень плохих стихов — собственно, всё.

Либеральная общественность может сколько угодно рассказывать о том, что события те были великими и знаменательными — а событий этих в национальной памяти нет, их хочется забыть, как дурной сон.

Февральская революция 1917-го — почти такой же промельк в историческом сознании: что-то было, а памяти об этом — почти никакой.

С другой стороны, что бы сегодня ни говорили, ни писали, ни кричали о большевистском перевороте и последующей Гражданской войне, но поэмы Блока, Есенина и Маяковского, проза Шолохова, Леонова, Катаева и Алексея Толстого, «Железный поток» Серафимовича, Багрицкий, Луговской, Павел Васильев и первые сборники Николая Тихонова — вписали всё это в народную судьбу намертво.

Как бы ни печалились о поражении Белого движения, исходе аристократии и расколе державы, противоборствующая сторона в те годы не создала хоть сколько-нибудь сопоставимых текстов.

Ну, «Окаянные дни» — ну и что.

Да и «Окаянные дни» — разве они сравнятся с прозой Бунина?

Теперь можно сколько угодно говорить, что красные были плохие, плохие, плохие, а белые — прекрасные, лучащиеся, белые, но «Левый марш» и «Анна Снегина», «Хождение по мукам» и революционные стихи Пастернака — вот они, не отменишь, не объявших заблуждениями. Можно годами и десятилетиями проводить декоммунизацию, рушить памятники и трясти Мавзолей, но песни-то, поэмы и романы будут неизбежно принуждать нас, как минимум, учитывать иную правду, и правда эта — неубиваема.

С Великой Отечественной тем более всё понятно: дураки в ток-шоу могут сколько угодно кричать про «красный фашизм», а наши либеральные подпевалы имеют все возможности рассказывать, что «это была борьба двух зол», однако в мире вообще нет ни одной сопоставимой с нашей военной литературы: офицерской, окопной и — блистательной.

С одной стороны «Василий Тёркин», а с другой очередные пасквили Минкина и компании. Что победит?

Иная история — новейшие военные конфликты: скажем, афганский и чеченский.

Как не печально, но по сути, эти противостояния не создали своей культурной традиции: несколько отличных романов и несколько хороших песен были, но… мало, мало.

Видимо, осознавая геополитическую свою правоту, мы не в полной мере осознавали свою, прямо говоря, правду. И посему не восприняли эти события как личные, народные.

И вот теперь на очереди Майдан, и вся последующая история — крымская, донбасская.

Со стороны замайданной интеллигенции, — а там был почти весь цвет их интеллигенции, — было много шума, много пафоса, много позы.

И что мы имеем спустя три года?

Пошлую, откровенно дурную песню «Никогда мы не станем братьями», десяток других пародийных, стыдных песенных сочинений, тонны слезливых постов в социальных Сетях, ужасный по качеству роман некоего Лойко «Аэропорт», ну и майданные заметки писателя Куркова. Самое нелепое в этой истории, что и Лойко, и Курков — русские, и книги свои на русском языке написали.

Есть по итогам чем гордиться? Нет.

А с другой стороны… С другой стороны вот что.

К третьей годовщине всех этих событий, задумал я собрать и систематизировать всё то, что было написано в стихах и спето в песнях (поэзия всегда реагирует быстрее, проза приходит потом) о весне крымской и войне донбасской.

Скрывать не стану, поначалу я и сам начинал всем этим заниматься с опаской.

Однако результат далеко превзошёл мои собственные ожидания.

Поэтическая антология «Я — израненная земля» и двойной диск из 38 песен «Мы не оставим города свои» получились крайне убедительными.

Я знал, какие сильные строки написаны обо всем этом Станиславом Минаковым, Игорем Карауловым, Юрием Кублановским, Олесей Николаевой, знал поэзию военкоров Донбасса Семёна Пегова и Анны Долгаревой, знал Андрея Дмитриева и Анну Ревякину, знал, как минимум, двух ополченцев, продолжавших традиции окопной лирики, но, Божей мой, когда всё это собрано под одной обложкой и читается подряд…

Вдруг стало пронзительно ясно: мы прожили пусть и жуткую, пусть и трудную, но — историю. Историю с прописной буквы. И смогли отыскать слова для того, чтоб доказать свою правду.

Нам эти слова подарили и помогли расставить в правильном порядке.

Только об этом я и говорил недавно: что отстояв Крым и Донбасс, мы смогли ещё и на поле русской литературы доказать свою правоту.

Никогда и не при каких условиях я не стал бы говорить о каком-то бескультурье украинцев, просто потому, что я так не думаю.

Но русский язык — он, знаете, мстит отступникам — из числа тех, что говоря на нём, желают на этом же языке доказать ничтожность его носителей и бессмысленность державы, скреплённой этой речью.

…Что до книжки и музыкального сборника — всё уже готово, вот-вот увидите и вот-вот услышите. И мы ещё поговорим об этом.

И даже споём хором. Там есть, что спеть. Есть, с чем жить и во что верить.