«Болотное дело» было, пожалуй, главным политическим событием второй половины 2012 и всего 2013 года.
Участников шествия в центре Москвы отлавливали даже спустя год после него. Под арест попали самые разные люди: пенсионерка Елена Кохтарева, научный работник Сергей Кривов…
Среди обвиняемых был и студент МГУ политолог Ярослав Белоусов. Доказательством его вины стала видеозапись, на которой человек, похожий на него, кидает куда-то неопознанный желтый предмет, похожий на лимон.
О судьбе Ярослава и других заключенных по «Болотному делу» несколько раз говорил президенту главный редактор «Свободной прессы» писатель Сергей Шаргунов.
В феврале 2014 года Ярослав был осужден на 2 года и 6 месяцев лишения свободы, Мосгорсуд немного снизил срок заключения, и в начале сентября Ярослав вышел по УДО.
Ярослав Белоусов приходит в себя после испытания тюрьмой, но согласился ответить на несколько вопросов «Свободной прессы».
«СП»: — Ярослав, как вы видите «Болотное дело» сейчас, по прошествии времени?
— «Болотное дело» было своего рода ответом государственных силовых структур на потенциальную угрозу массового уличного протеста. Причем было важно продемонстрировать, что возмездие в случае участия в подобных акциях будет проведено в отношении его рядовых участников, а не лидеров оппозиции. Процесс над Удальцовым же — сигнал для уличных радикалов.
«СП»: — Какой главный урок вы вынесли из своего заключения?
— Естественно, получив репрессивный опыт и оказавшись в центре внимания, я вынужден стать более осторожным и внимательным.
«СП»: — Предлагали ли вам следственные органы сотрудничество? Может, просили оклеветать или сдать своих товарищей?
-В данном случае я даже не предполагал для себя такой возможности — пример Максима Лузянина запомнился очень хорошо. Оговорить себя или кого-то еще — поступок неприемлемый. Что же касается предложений о «сдаче», то на начальном этапе работы следствия у органов был повышенный интерес к «лидерам», о которых, собственно я и не мог ничего сказать.
«СП»: — Украинские события серьезно раскололи российское общество, в том числе и ряды оппозиции. Немалая часть наших сограждан склонны думать, что митинги на Болотной могли привести к тем же последствиям, что и в соседней стране. Изменили вы свое отношение к протестным акциям?
— Протестные акции есть атрибут наличия гражданского общества и признак демократического государства. На Украине изначально в протесте Евромайдана принимали участие военизированные отряды радикально-националистического спектра оппозиции, с одной стороны, значительно накалившие обстановку в стране, а с другой, — поспособствовавшие реализации силового сценария революции. В России аналога подобных формирований нет, и их появление вряд ли предвидится.
«СП»: — Социологические исследования констатируют небывалый рейтинг власти. Имеет ли оппозиция шанс влиять на политику?
— Оппозиция сможет влиять на принимаемые властью решения даже в условии недопуска в государственные органы электоральным путем. Для этого надо работать с гражданами, способствовать повышению их политической культуры и образования, вовлекать в свою деятельность. Правда, здесь существует один важный барьер — практически все крупные СМИ находятся в руках государства, у оппозиции, только у либеральной её части, есть несколько газет и попавший под удар «Дождь», а для остальных групп — остается только интернет.
«СП»: — Как вы относитесь к модному ныне разделению оппозиционеров на «патриотов» и «национал-предателей»?
— Такое разделение вряд ли способствует конструктивному гражданскому диалогу и нацелено на формирование образа «внутреннего врага». Кроме того, такой символический вброс изначально был нацелен на разрушение и без того неконсолидированной и разношерстной оппозиции. Тем не менее, избежать маргинализации в подобном информационном противоборстве можно, переформатировав свою позицию, но для либеральной части оппозиции осуществить это практически невозможно.
«СП»: — Многие бывшие политузники сейчас сражаются в Новороссии. В частности, члены «Другой России». Ваше отношение к этому?
— Это их выбор. Кто-то избирает помощь Новороссии в виде непосредственного вооруженного участия, кто-то занимается сбором гуманитарной помощи, а кто-то осуществляет юридическую поддержку. Факт в том, что такая помощь должна быть, и её целью должна быть в высокой степени самостоятельная и суверенная Новороссия — только так можно добиться реальной федерализации Украины.
«СП»: — На ваш взгляд, есть ли шанс, что политическое поле в России изменится?
— Обратите внимание — российская политическая партийная система радикально отличается от типичной европейской. Партия власти у нас несменяема и стала фактически партией бюрократии, у остальных парламентских структур идеологии достаточно размыты и они существуют как крупные бизнес-проекты для оформления участия в государственных органах, пусть и на нижних этажах, тех, кто хочет оказывать влияние на принимаемые бюрократией решения. У избирателя практически отсутствует выбор в поддержке той или иной организации, что только цементирует патерналистское мировоззрение. Но необходимость в появлении конкурентной политической системы не отпадает и в будущем снова приобретет актуальное звучание.
Фото: ИТАР-ТАСС/ Антон Новодережкин.