Смыслы коронабесия

Глобальная истерика вокруг коронавируса, наглядно демонстрирующая беспомощность логики, знаний и критического мышления в условиях массового одичания и системного применения технологий социальной инженерии, вызывает естественный вопрос если не об организаторах, то как минимум об инициаторах этой вакханалии.

Явление Греты Тунберг на фоне коронабесия производит впечатление генеральной репетиции, наглядно продемонстрировавшей полную внушаемость и интеллектуальную импотенцию основной части национальных элит современного мира.

Возможно, за коронабесием придет следующий этап переформатирования человечества и самого человека, в том числе реальными катастрофами (возможным кандидатом представляется, например, взрыв на одной из АЭС Украины, уже шесть лет эксплуатирующихся «на убой» и с нарушением всех мыслимых и немыслимых технологических норм).

Однако до них задачи, решаемые при помощи коронабесия, представляются вполне очевидными.

Тактическая задача — обеспечение гарантированного спроса на продукцию крупнейших фармакологических монополий. Мир распадается на макрорегионы, но внушаемые общества и элиты навсегда останутся рабами «глобальной фармы». А если поднять реальную проблему — бурную экспансию супербактерий, устойчивых ко всем видам антибиотиков (в 2018 году в США от них погибло 35 тыс.чел.), — тему можно сделать еще более перспективной (пока, разумеется, не найдут себе широкое применение старые закрывающие технологии, уничтожающие супербактерии электромагнитным полями).

И кого в мире агрессивно одичалых и профессионально обиженных «активистов» будет волновать, что вакцины от стремительно мутирующих вирусов не имеют смысла в принципе, так как нельзя угадать, какой из штаммов начнет свое шествие по миру в следующий сезон? (70 тыс. жертв гриппа в США были вызваны, скорее всего, именно тем, что сросшаяся с глобальной фармой ВОЗ «не угадала», — а иммунитет из-за систематических прививок по любому поводу, насколько можно понять, слабнет.)

Тем не менее, смеющих напоминать о самоочевидных вещах будут сажать в тюрьму, специалистов — изгонять из профессий. Это не только принесет новые сверхприбыли глобальным монополиям (которые немедленно, как обычно, будут вложены в политиков-марионеток и силовые структуры, в том числе наднациональные), но и позволит существенно сократить «поголовье» низведенного до животного уровня человечества, реализовав полувековую (как минимум) мечту глобальных либералов.

Однако это локальный проект, призванный замаскировать и обосновать глубокие, фундаментальные изменения в самой структуре современного человечества. Информационные технологии преобразуют не только рынки, но и самого человека — и, что значительно более важно, доминирующее взаимодействие людей, то есть общественные отношения.

Это воздействие многоуровнево: от распада глобальных рынков на макрорегионы до утраты денег своего значения как такового и исчезновения традиционного капитала под натиском и ростом значения технологий.

Безусловно, капитал как таковой не исчезнет, — но он (и рынок, то есть систематический обмен как основа жизни) станет периферийным общественным отношением точно так же, как сам капитал выдавил на периферию насилие, бывшее главным общественным отношением еще при феодализме.

На смену рынку идет господство технологий, в первую очередь социальной инженерии, и в особенности — выросшие из соцсетей социальные платформы, обеспечивающие почти полную управляемость больших масс людей, каждый из которых по одиночке ощущает себя совершенно свободным.

При этом, если старые технологии управления требовали предварительно собрать людей в коллектив, обладающий самостоятельной силой и позволяющий людям защищать свои интересы, сегодняшние технологии уже позволяют управлять каждым отдельно, атомизируя и разобщая общество, не позволяя людям объединиться для самозащиты.

Драматическая революция наблюдается и в структуре глобального управляющего класса: помимо ослабления позиций финансового капитала, ориентированного на спекуляции на единых финансовых рынках (которые распадаются уже сейчас), будет сходить со сцены и финансовый капитал как таковой, уступая место владельцам социальных платформ.

С управленческой точки зрения деньги были лучшим инструментом управления людьми, — но социальные платформы сделали их ненужным придатком, а их владельцев — бессмысленным паразитическим наростом. Нас ждет крайне интересный и драматический процесс переосмысления себя самих владельцами инвестиционных фондов, которые контролируют социальные платформы: этим финансистам придется либо «сменить кожу» и стать информационщиками, либо уйти в социальное небытие.

На фоне этих трансформаций структурные проблемы рынков (вроде перенакопления долгов) кажутся жалкими, но участники рынков видят только их — и реагируют на них крайне болезненно.

Так, один из не позорящих звание нобелевского лауреата — Пол Кругман — писал несколько лет назад, что состояние мировой экономики требует достижения последствий большой войны невоенными методами: большая война, разрушая, санирует экономики и позволяет осуществить их перезапуск, однако ядерное оружие делает этот инструмент самоубийственным.

Коронабесие стало идеальным инструментом решения этой задачи, — как и маскировки срыва мира в Глобальную депрессию, и остальных изменений, часть которых описана выше.

Самое болезненное из них — безусловно, исчерпание капитализма и рыночной экономики как таковых. Рынок может лишь расширяться: с распадом СССР он уперся в территориальную ограниченность Земли, а с распространением информационных технологий — в ограниченность человеческого восприятия (невозможно смотреть телевизор или «висеть» в соцсетях больше, чем 24 часа в сутки).

Сегодня мы стоим на развилке между новым Средневековьем (которое очень недолго будет компьютерным) и неизведанным и потому пугающим слишком многих коммунизмом. И первые шаги уверенно делаются в сторону феодализма.

Как и многие другие явления, капитализм возник из трагедии и заканчивается как фарс: возникли из чумы и умирают в коронавирусе.

Важно, чтобы про нашу цивилизацию в целом лет через десять нельзя было сказать ничего подобного.

---

Коронавирус: Мантуров раскусил Путина, и рассказывает сказки про «русские ИВЛ»

Экономический кризис: Власть осталась только в телевизоре