«Домой», в рагули

С зашкаливающим пафосом Петр Порошенко прокомментировал получение Украиной безвизового режима с ЕС: «Сегодня Украина окончательно оформила свой развод с Российской империей. Именно так, по-философски, мы должны это воспринимать. Это выход из более чем 300-летней истории, которая началась с Переяславской рады, и сегодня Украина возвращается домой», пишет украинский еженедельник «2000».

Не буду сваливаться в дискуссию относительно эпохальности экономии 30 евро на визовых сборах, но, думаю, имеет смысл поговорить о глубоких исторических экскурсах украинского президента, которые нужно понимать так, что до Переяславской рады украинцы были дома, полноправными членами европейской семьи народов, и лишь после оной оказались под жутким гнетом Российской империи, лишившей их на 300 лет счастья, благополучия и поступательного развития.

Что ж, напомню, что вскоре (по историческим меркам) после татаро-монгольского нашествия нынешние украинские земли (кроме Дикого Поля, ныне юго-востока Украины, и Галиции) оказались в составе Великого княжества Литовского. По мнению историков, Великое княжество Литовское стало, по сути, Литовско-русским государством.

Однако в то же время началось литовско-польское сближение, Литва и Польша в августе 1385 г. заключили Кревскую унию. Она носила династический характер — литовский князь Ягайло вступал в брак с польской королевой Ядвигой и получал польскую корону. Несмотря на предусмотренное ею доминирование Польши, Литовское княжество сохранило значительную самостоятельность, фактически существовало два государства под властью одного правителя, и русским людям жилось в нем достаточно сносно.

Обстоятельства изменились в середине XVI в. Литва вступила в войну с Москвой из-за Ливонии и вела ее очень неудачно, Иван Грозный взял Полоцк, опустошил добрую половину Литовского княжества и угрожал дальнейшими завоеваниями. В прежнее время местная знать сама охотно шла под московскую власть; теперь же князья и паны литовские страшились и ненавидели Ивана Грозного за его жестокости против бояр и не желали ему подчиниться, боясь опричнины. Они искали помощи против Москвы у Польши, а польское правительство воспользовалось этим. В 1569 г. на сейме в Люблине был составлен акт о вечной унии обоих государств, образовавших отныне одно нераздельное государство — Речь Посполитую.

Показательно мнение об этом событии известного историка Ореста Субтельного: «Люблінська унія 1569 р. стала для українців подією величезної ваги. Попри всі свої недоліки, Велике князівство Литовське протягом двох століть створювало для них сприятливі умови існування. Українські князі хоч і підпорядковувалися литовцям, однак мали великий вплив у суспільній, економічній, релігійній та культурній царинах життя. Проте, як свідчила доля Галичини, що першою потрапила під владу Польщі, з переходом українських земель від Литви до Польщі було поставлено під сумнів саме існування українців як окремої етнічної спільності».

К мнению Ореста Субтельного стоит прислушаться, поскольку идеологическая ориентация этого канадского историка, ученика Александра Оглоблина (первого нацистского бургомистра Киева) общеизвестна.

И действительно, как только уния вступила в силу, все предыдущие обещания были забыты. Особенности польского шляхетского строя распространяясь на все литовско-русские области, усилили бесправие и зависимость от шляхты простого народа.

По Статуту 1588 г. крестьяне закрепощались, устанавливался 20-летний срок розыска крестьянина-беглеца. После Люблинской унии усилилась дискриминация украинского населения. Украинцев подвергали всевозможным притеснениям: ограничивали территорию их проживания, не позволяли вступать в ремесленные цехи, запрещали заниматься торговлей и т. п. На вновь приобретенную для Польши «украйну» (именно с этого периода появилось и закрепилось это название) ринулись в поисках земли, богатства и власти тысячи польских шляхтичей.

Даже Михаил Грушевский вынужден был признать, что именно Люблинская уния «широко открыла двери» полякам, которые двинулись «широким потоком» на украинские земли, неся с собой католическую веру и «пренебрежительный взгляд на все русское», православное (Грушевський М. Iсторiя України-Руси. — К., 1993. — Т. 4. С. 386−423).

На украинских и белорусских землях массово появилось католическое духовенство, которое по своему социальному положению приравнивалось к шляхте. В то же время русский православный священник относился к разряду тягловых людей, т. е. к зависимым холопам. Поскольку назначение высших православных иерархов также входило в компетенцию польских властей, закономерным следствием католического наступления стало провозглашение Брестской церковной унии в 1596 г.

Православие было сочтено упраздненным, и ревнители православной веры подверглись гонениям как ослушники духовного начальства и еретики. Православные церкви, особенно сельские, не вошедшие в унию, закрывались; на них не смотрели более как на храмы и отдавали их иногда на откуп для извлечения дохода. Православные были лишены политических прав, рассматривались как «хлопы» (простонародье), вера их именовалась «хлопскою» и вызывала презрительное отношение высших слоев общества.

Масштабы социального и культурно-религиозного преследования, которому подвергались русскоязычные жители Речи Посполитой, сегодня трудно вообразить. Большинство из тех, кто был именит и богат, постарались поскорее «ополячиться», чтобы не быть объектом унижения и мишенью для лихих сограждан. А судьба низов была совсем незавидной. Зарубить по дороге парочку крестьян нелюбимого соседа, если ты возвращаешься домой в плохом настроении, — практически норма для польского пана XVII ст.

Далеко нечего ходить — вспомните, как появился мятежный Богдан Хмельницкий. Польский дворянин напал на его хутор, все разграбил, убил сына и увез жену. Богдан поехал к королю жаловаться, но в ответ получил лишь удивление — «почему не разобрался с проблемами сам, раз сабля на боку висит?», да еще и был брошен за решетку. Естественно, столь резкое ухудшение экономического положения, усиление эксплуатации и жестокая дискриминация по национально-религиозному признаку не могли не вызвать ответной реакции. В конце XVI — начале XVII в. начинаются казацкие мятежи и походы, переросшие впоследствии в восстание Богдана Хмельницкого, которое, в свою очередь, и привело к Переяславской раде.

Затем, как известно, последовал период Руины, в результате которой Украина оказалась разделенной на две части: Левобережная с Киевом отошла к России, а Правобережная осталась в Польше («дома», в Европе). Позднее был мятеж всячески воспеваемого ныне Мазепы, чей сговор с союзным Карлу XII польским королем Станиславом Лещинским и предусматривал возврат Гетманщины (Левобережной Украины) под польскую длань (мотивация Мазепы при этом была предельно проста — сохранить свою власть и богатства, поскольку поражение России он считал неизбежным).

Но ничего похожего на восстание Богдана Хмельницкого, только против России, Мазепе организовать не удалось. Наоборот, несмотря на столь педалируемую ныне «резню в Батурине» да и существующее всегда и везде недовольство действующей властью, украинцы начали активно бороться против шведских оккупантов и помогать русским войскам. Армия Карла XII таяла в боях с русскими войсками и помогавшим им местным населением, испытывала жесточайший недостаток продовольствия, амуниции и боеприпасов.

Оставшиеся верными Мазепе казачьи полки, первоначальная численность которых составила только 10 тыс. человек, охватила эпидемия дезертирства. Та же Полтава, обороняемая российским гарнизоном и отрядами местных жителей, выдержала двухмесячную осаду многократно превосходящих сил шведов и несколько приступов, а когда один из горожан предложил сдать город, полтавчане избили его до смерти.

К Полтавской битве у Карла осталось 16 тыс. голодных шведов при четырех пушках и 2 тыс. казаков Мазепы. Десяти тысячам русских хватило двух часов, чтобы разбить это воинство (еще 35 тыс. оставались в резерве, так и не приняв участия в сражении). Карл и Мазепа с остатками своих войск бежали к туркам в Бендеры. Там Мазепа вскорости и помер от педикулеза. Как видим, деяния Мазепы были полностью отвергнуты собственным народом, что и стало главной причиной его бесславного фиаско! И, к слову, неизвестно, как бы закончилась Северная война, если бы не «услуга», оказанная Карлу Мазепой.

«Свидомые» историки так и не объяснили, почему современники и соотечественники Мазепы не захотели воспользоваться благоприятным моментом для возвращения «домой», в «Европу», под власть «просвещенных» европейцев-поляков, которая еще была достаточно свежа в их памяти. Характерно, что и в постмазепинский период, когда украинцы, живущие по разные стороны Днепра, имели возможность воочию сравнивать российское и польское правление, никаких значительных выступлений против власти Москвы не было, не в пример восстаниям Семена Палия, Гонты и Железняка, направленных против польского владычества на Правобережной Украине и имевших явно выраженную прорусскую направленность. Именно о гайдамаках Гонты, а не о деяниях Ивана Мазепы народ слагал свои легенды и писал Тарас Шевченко!

Показательно и то, что уже вскорости после Переяславской рады многие малороссы сделали в Российской империи блестящую карьеру, достигли там самого высокого положения. Достаточно вспомнить Феофана Прокоповича, братьев Разумовских, екатерининского канцлера Безбородко и многих других в последующие эпохи, в России и благодаря России украсивших своими именами не только российскую, но и мировую сокровищницу гениев. А кто сможет назвать украинцев, вписавших свое имя в историю Речи Посполитой за двести лет ее владычества на украинских землях, оставивших след в ее военной и политической истории, культуре, искусстве?

Это же относится и к Галиции, находившейся под Польшей с конца XIII в., около 500 лет. Ведь там русские (этноним «украинец» был введен лишь в конце XIX — начале XX в.) и вовсе имели «статус» бесправных туземцев, наподобие чернокожих жителей ЮАР при апартеиде (и без всяких поправок на «политкорректность», которым приходилось следовать южноафриканским расистам). Достаточно вспомнить, что, как пишет тот же Субтельный, «украинцам во Львове разрешалось селиться лишь на одной улице (в гетто. — Авт.), которая с тех пор так и называется — Русская», прочих даже не пускали в городскую черту, за ограждения-рогатки, откуда дожившее до наших дней прозвище — рагули.

Так возвращению в какой «дом» и, главное, в каком качестве так радуется украинский президент? В качестве «быдла» и «хлопов» у просвещенных «настоящих» европейцев? Конечно, времена нынче вроде не те, но реальная политика нынешней украинской власти с полного одобрения западных «друзей», направленная на обнищание украинцев, разрушение всех наукоемких отраслей экономики, способных составить конкуренцию западным странам, указывает именно на это.

Александр Фидель

От редакции: Этот материал представлен в рамках совместного проекта «Свободной Прессы» и украинской газеты «2000». Сегодня еженедельник «2000» остается одним из немногих объективных украинских СМИ.